Чукотский пленник, или свадьба по-эскимосски
Рассказ алуштинца, четверть века прожившего на Севере, о шокирующих обычаях эскимосов. Основан на реальных событиях.
ОБ АВТОРЕ: Бадера Анатолий Дмитриевич. Родился в 1939 г. во Владивостоке. По профессии – горный инженер-геолог. Жил и работал на Севере около 25 лет, командировался в отдаленные места Чукотки, Тюменской, Омской, Томской и др. северных областей. В Алуште с 1999г., сейчас на пенсии. Его рассказы о жизни и обычаях народов Крайнего Севера основаны на реальных событиях.
Короткое полярное лето. Август. Незаходящее за горизонт солнце. Берег Чукотского моря. Исследовательский отряд геологов вышел из вертолета, который сделал прощальный круг и направился назад, в Уэлен, находящийся в 100 километрах от этой глуши. Быстро установили палатки, первая – для отдыха, вторая – для обработки материалов. Работа закипела. С утра уходили в маршрут в горы, возвращались через 12 часов. Шесть дней пролетели быстро, на седьмой день решили устроить отдых.
Руководитель Борис должен был пройти по берегу и нанести на карту изменения береговой линии. Береговая часть представляла собой песчаный пляж. Справа шумело море, оно все было покрыто плавающими льдинами. Слева расстилалась тундра, покрытая серо-белым жестким мхом и отдельными кустарниками, изредка попадались куропатки с выводками. Прошагав несколько километров, Борис неожиданно уперся в каменный утес, который невозможно было обойти, и тогда он решил повернуть назад. Из любопытства взобрался на утес и присел на камень.
Неожиданно за утесом в пятидесяти метрах увидел ярангу. Возле яранги возился с сетями человек, одетый по местным обычаям в меховую одежду. Абориген уверенными движениями зашивал прорехи в сети. Его непокрытая голова белела сединой. Рядом с ним возле валуна лежал американский винчестер. Не зная местных порядков и языка, Борис решил подать голос с места. Он приподнялся с камня и крикнул фразу в двух словах из известного всей стране чукотского анекдота: «Ча науркин!»
От неожиданности абориген встрепенулся, мгновенно схватил винчестер и направил его в сторону Бориса.
«Не стреляй, — крикнул Борис и спрятал голову за камень. — Я начальник полевой партии! У меня нет ружья!»
«Вставай и медленно подходи ко мне, — приказал на чистом русском языке абориген. – Шибко много вас тут нынче ходит!»
Борис подошел, вытащил из кармана куртки удостоверение личности, протянул аборигену.
«А! Геолог…Меня зовут Николай, по местному – Кауль», — сказал он.
Развели костер. Борис снял с пояса флягу со спиртом, с которой не расставался в походах. Глаза Кауля сразу повеселели. Он принес из Яранги вяленую рыбу и куски жареного оленьего мяса. Выпили за знакомство.
«Николай, расскажи, как ты оказался здесь, на краю земли?»
«Десять лет тому назад, проживая в Питере, я заключил договор с организацией, занимающейся оргнабором рабочих на Крайний Север, как специалист-плотник. Заработки обещали хорошие, проработать надо было три года без выезда на материк. После этого собирался жениться. Я и еще несколько человек, молодых ребят по 25-26 лет, были направлены на Чукотку, в поселок Уэлен на берегу Ледовитого океана. Работа в моей бригаде шла успешно, и все были довольны подвернувшейся фортуной. Как-то в пятницу к нам подошел один из местных руководителей и предложил поработать в субботу и воскресенье на забое оленей, обещая хорошо заплатить. В 50 километрах от Уэлена находилось стойбище эскимосов. Вечером этого же дня нас, 10 охотников, перебросили на вездеходе в стойбище к эскимосам.
Забой оленей! Это мероприятие сравнимо со сбором урожая зерна в России. От Мурманска на западе до мыса Дежнева на востоке огромная территория тундры и тайги, на которой ежедневно пасутся 2,5 миллиона оленей, 100 тысяч из которых забивают ежегодно осенью на мясо.
С утра работа закипела, дело было нехитрое. Аборигены помогали. Женщины подносили вареное мясо, жареную печенку и спирт в бутылках. Пили все. Рабочий день длился 12 часов. К концу дня эскимосы валялись в снегу, возле кораля (загона для оленей – авт.), под кустами, в ярангах. К вечеру похолодало, это подействовало на них отрезвляюще, и они расползлись по ярангам.
Спали мы в тех же ярангах. Один из аборигенов принес ящик спирта, и веселье закипело с новой силой. Меня разбудили, дали кружку, наполненную обжигающей жидкостью. Женщины не отставали от мужчин.
«Кауль! – кричали мне мужчины, — поспи с моей женой!»
От выпитого алкоголя я отключился и упал на шкуры. Среди ночи меня пытались будить, женщины подползали ко мне, ссорясь между собою.
Следующий день я отработал кое-как. Вечером мне дали похмелиться, я опьянел, и меня куда-то потащили волоком. Было темно, меня кинули на сани, запряженные оленями, на голову накинули вонючую шкуру и повезли в неизвестном направлении. Через несколько часов сани остановились, рядом шумело море. Пять яранг, большое стадо оленей. Возле собралось около двадцати эскимосов, они посмеивались и показывали на меня пальцами. Неожиданно появился шаман в расшитых дорогих шкурах, на которых бренчали бубенцы. Он что-то крикнул в сторону ближайшей яранги. Из нее показалась молодая эскимоска, подошла ко мне, встала рядом. Все замолчали и стали смотреть на нас.
«Эту женщину зовут Нутэтэгринэ», — шаман посмотрел на меня. – Пусть другие подойдут ближе и встанут в круг».
После этого шаман ударил в бубен, завыл и бросился приплясывать вокруг нас. Остальные аборигены стали прихлопывать в ладоши. Сделав три круга, шаман неожиданно остановился и смолк, поднял руки к небу и крикнул: «Духи мне сказали, Нутэтэгринэ принадлежит теперь этому человеку не нашего рода. Чужой может обновить кровь наших потомков! Через семь дней у него будет вторая женщина!»
После этих слов аборигены стали подходить ко мне по одному и тереться носами о мой нос. Последний из них подал мне новый американский винчестер. Этим они подчеркнули, что относятся ко мне как к родственнику.
Меня пригласили к костру, появились бутылки со спиртом. Женщины принесли сырую печенку, тюлений жир и котел с вареным мясом.
«Откуда винчестер?», — спросил я у более трезвого аборигена.
«О! Это привезли родственники из Аляски, там большое племя эскимосов, они нам хорошо помогают!»
«А как через пролив переправляетесь? А пограничники?» — спросил я.
Он пренебрежительно махнул рукой: зимой запрягаем собачек в сани, и когда начинается пурга, едем по льду на ту сторону. Никто не может нам помешать! Это наша земля! И нам помогают духи…»
…Наш костер потух. Борис разлил по кружкам последний спирт и сказал тост: «За твою свободу, Кауль!».
«Я здесь уже 10 лет, у меня пять жен и куча детей! Мне сказали: побежишь от нас – стрелять тебя будем!», — голос Кауля задрожал, и слезы покатись по грязной бороде.
1993г.
